Список песен: 1. Со скоростью мира (Е.Летов) 2. Крепчаем (Е.Летов) 3. Оно наблюдают (Е.Летов/Н.Чумакова) 4. Собаки (Е.Летов) 5. Беспонтовый пирожок (народ/Е.Летов) 6. Небо как кофе (Е.Летов) 7. Песня барсука (Е.Летов) 8. Нас много (Е.Летов) 9. Любо (неизвестный автор) 10. Реанимация (Е.Летов) 11. Коса цивилизаций (Е.Летов) 12. Солнце неспящих (Е.Летов/J.Last) 13. Убивать (Е.Летов) 14. После нас (Е.Летов)
Продюсер: Егор Летов Записано и сведено Е.Летовым, Н.Чумаковой и А.Чеснаковым в ГрОб-студии: март 2003-июнь 2004 Мастеринг: Н.Чумакова Художественное оформление: Е.Летов — Н.Чумакова Фото: С.Попков, Н.Чумакова, Е.Летов, А.Матюшкин Состав: ЕГОР ЛЕТОВ: голоса, гитары, ударные АЛЕКСАНДР ЧЕСНАКОВ: гитары, орган НАТАЛЬЯ ЧУМАКОВА: басс, орган АЛЕКСАНДР АНДРЮШКИН: ударные В концовке "Убивать" использованы фрагменты переписки Н.И.Махно и П.А.Аршинова, а также тексты собственного сочинения.
Рецензии: С выходом «Реанимации» замыкается круговая оборона — десять необстрелянных букв на манер заградотрядов прикрывают тылы и фланги, образуя кольцо, в которое не могли стянуться ключевые прошлогодние слова «долгая», «счастливая», «жизнь». Модель мира, находящегося в состоянии непрестанной мобилизации, завершена, и масштаб ее, по-моему, феноменален — «Реанимация» и «Долгая счастливая жизнь» едва ли могут быть признаны альбомами определенных годов либо декад, поскольку по сути своей являются саундтреками не к местному времени, а к чему-то более продолжительному.
Два диска так или иначе связаны между собой по першащему гитарному звуку и кроваво-красному словцу — но «Реанимация» подает чуть более глобальный и командный голос, и «е…аный кофе» из машнинского кафе (см. песню «P.S. Сам») теперь заливает собой целое небо (см. песню «Небо как кофе»).
Передовицы «Реанимации» — это фантастический приговор «Миром правят собаки», это одновременно пронзительная и отдохновенная композиция-капельница «Солнце неспящих» (написанная на музыку джеймс-ластовского "The Lonely Shepherd"); это акустическая противотанковая исповедь «Любо, братцы, любо» (вариант, немного известный в исполнении Зиновия Гердта); и это, собственно, заглавная песня, о которой чуть позже.
«ДСЖ» и «Реанимация» повязаны темой войны. «Вновь поднялись из окопов в свой последний отчаянный рост», «здесь даже птицы не поют» и «белые солдаты улыбаются среди обязательной войны» — так в «ДСЖ». «В умах, роддомах и домах идет беззвучная война», «болванка в танк ударила» и «раненой собакой бредит командир» — так в «Реанимации». Даже в ванной комнате «можно смело рыцарей из «Александра Невского» топить» (см. «Солнце неспящих»). Даже у собственной сумки заведено стоять на часах (см. лихую потешку «Беспонтовый пирожок»). Даже проказливый прижимисто-заземленный серф-инструментал «Песня барсука» звучит грозным маневром, как будто барсук выходит на охоту душить собак.
С одной стороны, продолжается великое противостояние «ГО» всем законам и азбукам — добежит, как и было сказано, слепой, победит ничтожный. Продолжается парад отчаянно-ветряных фантомов: родине, вечной весне, долгой счастливой жизни и штрафбатам-луноходам вторят непобежденная страна, скорость мира да солнце всех неспящих. Однако «Реанимация» — это не просто перманентный бунт гауптвахты против превосходящих сил противника. С каждой весной «Оборона» растет вглубь, вкось и вширь — на звуковом уровне эту тенденцию символизирует рассветный электрогитарный заплыв в финале «Собак».
Война у «ГО» запущена куда-то в небеса, она становится чем-то нездешним. Летов сам как-то говорил, что это не война, а сны о войне. «ДСЖ» и «Реанимация» — видения, озарения, галлюцинации (в конце концов, «ГО» не зря ест хлеб психоделической группы), сны в кленовой роще, миражи, порой бред, а иногда мечты. Сыворотка летовской правды переходит в нечто большее и радужное, в пьянящую сому; и «белых солдат» тревожат разве что голографические соловьи. Герои «ГО» — неуловимые мстители, мстящие за что-то столь же неуловимое. Очевидно, только так, через призму сна и мечты, можно сообщить что-то одновременно наносное и нелживое о войне — так умеет ценимый Летовым Кустурица (неслучайно у Егора в «Собаках» непокоренная страна взмывает в небо, а у Эмира в «Андеграунде» она плывет по реке краюхой берега).
Однако Летов не был бы Летовым, кабы не сообщил, что бывает на стыке сказки с реальностью. Что на самом деле происходит, когда семь шагов за горизонт сделаны и небо становится ближе некуда. Затянувшийся крик души всегда рано или поздно приводит к непроизвольному стону тела. К главной песне пластинки — к «Реанимации».
К ней применимы летовские же слова из соседней песни: «постигая такое, что не хочется жить». «Реанимация» — самое горькое сочинение Летова (горше «Самоотвода») и, возможно, самое совершенное его творение. «Реанимация» — не продохнуть какая вещь, вопиющая загвоздка альбома. Своеобразное излечение от метафоры: в отличие от ранней летовской песни под названием «Эксгумация», «Реанимация» телесна, кровеносна и лимфатична, болезное "journey through a body" (как у группы Throbbing Gristle) со светом в конце смертного тоннеля. Летов научился петь так, словно имеет в виду сразу все. «Реанимация» — и ужас, и радость, и великая депрессия, и вынужденная эйфория, и возвращение с того света («А ну-ка встать!»), и одновременное в него погружение. Она топчется на болевом пороге открытий, переступает его и… впрочем, больше я об этой песне говорить не буду, поскольку это удел уже не критика, но сталкера. Добавлю только, что гитарист Чеснаков вспарывает воздух между немногословными куплетами совершенно чудовищным по напряжению соло.
Благодаря новому диску былые летовские афоризмы житейского самоедства: «нас разрежут на части и намажут на хлеб», «асфальтовый завод пожирает мой лес», «майор нас передушит всех подряд» etc. — складываются в единственно верное понимание сложившейся ситуации, которое и выражено в последней песне альбома, — «нас поймали на волшебный крючок». Эта основополагающая уступка Летова — ключ к альбому, а может, и вообще ко всей деятельности «Обороны». Волшебный крючок — это и есть «вечная награда», это и есть «радость навсегда», как было сказано в самой бодрой композиции «ДСЖ» — «Песне о большом прожорище» (из которой, кстати, ясно, что едва ли все-таки это мы жрем, скорее все-таки это нас едят самым возмутительным поедом). Речь в данном случае идет не о примирении с жизнью, но о ее понимании. (Как ни странно, чем больше понимаешь, тем яростнее кричишь «х… на все на это и в небо по трубе!» — одно другому только в помощь.) Об этой полномасштабной догадке, кажется, писал Розанов: «Жизнь есть уступчивость, жизнь вообще есть кое-что, а не нечто».
Короче говоря, едва ли мы уже прорвемся на другую сторону — в конце концов, Джим Моррисон давно уже умер у нас на глазах. Поэтому все, что нам осталось, — шанс проснуться на другом берегу.
